Виктор Гринкевич: Революция child-free

Отдельные прецеденты и трагические случаи бездетности европейских правителей были и раньше. В XX веке также было множество президентов и премьер-министров, не оставивших после себя никакого потомства. Однако после избрания президентом во Франции Макрона многие специалисты обратили внимание на пугающую закономерность – лидеры сразу четырех ведущих стран Европы – ее исторического и экономического ядра – Германии, Франции, Великобритании и Италии добровольно отказались от продолжения рода. Плюс к этому бездетные премьеры сегодня и в Швеции, и в Голландии – тоже не последних странах Европы. То же касается и общеевропейских структур. Бездетен председатель Еврокомиссии Жан Клод Юнкер. О детях вряд ли задумывается премьер-министр Люксембурга Ксавье Беттель. В Европе он стал первым лидером, открыто вступившим в однополый брак.

Из этих, казалось бы, частных особенностей современных европейских политиков складывается закономерность, на которую не обращают внимание многие специалисты и аналитические центры. На ключевых постах в Европе стоят люди, имеющими весьма отдаленное представление о воспитании и заботе о своих детях. С первого взгляда мы обнаружим, что их принципиальная бездетность – продукт современной идеологии: культуры «чайлдфри», так называемых «свободных браков», сексуальной революции и заботы о карьере в ущерб семье. С другой стороны, – продолжение тенденций европейской политики середины XX века. Адольф Гитлер, напомним, тоже был «женат на Германии» и ничего, кроме политики, в его жизни не было.

Случай для мировой истории почти беспрецедентный. Например, в Древней Иудее к членам высшего государственного учреждения – Великого Синедриона – предъявлялись самые высокие требования. Среди необходимого знания языков, правовых уложений, местных обычаев и традиций был один очень важный пункт – наличие детей. Считалось, что высший государственный пост не может занимать человек, никогда не державший на руках своего ребенка, не отдавший под венец любимую дочь, не воспитавший достойного сына, не подходивший ни разу к младенческим яслям своих детей. Такой правитель не может милосердно и достойно относиться к своим соотечественникам. Бездетный судья в принципе не может ассоциировать своих подсудимых с детьми и внуками.

В древнем Риме и Китае путь в политику для таких людей тоже был заказан. Считалось, что не способный взрастить и позаботиться о собственном потомстве политик не может управлять государством, полисом и даже своей провинцией. Но зачем далеко ходить, ведь даже в Советском Союзе наличие детей и семьи жестко отслеживалось и кадровыми работниками, и партийными организациями. «Свободные отношения» назывались аморальными, и вряд ли руководителем высокого ранга мог стать принципиальный бездетный холостяк, не сумевший организовать вокруг себя «здоровый быт».

Не все было прекрасно в экономике и политике в царской России, но у нее в начале прошлого века вырисовывалось многообещающее демографическое будущее. Предсказания Менделеева о том, что к середине XX века население США достигнет 180 миллионов человек, полностью оправдались. Для Российской Империи к 1950 году он пророчил население в 282 миллиона человек, а к 2026 – 1,282 миллиарда. Императорский престол России веками занимали многодетные отцы, для которых отцовские чувства и забота распространялись на всех подданных. Слом случился в 1917, когда к власти пришла группа большевиков с бездетным Лениным во главе. Государственные акценты тогда сместились с сохранения народа на экономический рост, урбанизацию и модернизацию. Репродуктивный климат начал выправляться лишь при многодетном Сталине, именно при нем в обиход вошла цитата Маркса о «семье – ячейке общества». Отсроченная расплата за форсированную урбанизацию настигла нас лишь к концу XX века, когда семья с одним ребенком или гражданский брак без детей стали социальной нормой, а не трагическим следствием бесплодия одного из супругов.

Однако в современной Европе пугает не столько демографическое самоубийство, на которое множество раз все обращали внимание, но психологический портрет политиков высшего эшелона, определяющих вектор европейского развития и всю мировую политику.

Чадородие или, по-научному, способность и желание выполнять репродуктивную функцию – это не только основная инстинктивная потребность человека, но и социальная установка любого здорового общества. Сбой традиционного репродуктивного поведения – синдром общественного и личного заболевания.

Российские исследователи называют такие причины установок на бездетность: а) нестабильный или недостаточно высокий уровень финансового обеспечения существенной части населения; б) отсутствие уверенности в стабильности и росте экономики в будущем; в) недостаточная государственная поддержка материнства и детства; г) крайне низкий уровень пособий по уходу за ребенком; д) возрастающий уровень женской занятости (вследствие невозможности обеспечения семьи только из средств мужа);  е) недостаток в детских учреждениях; ж) высокая стоимость детских товаров, а также услуг по воспитанию и обучению.

Все они вряд ли относятся к состоятельным политикам, у которых решены все финансовые и жилищные проблемы. Их бездетность – это не следствие медицинских показателей или материальной несостоятельности. Что же тогда? Идеологическая и ценностная установка, ведь впервые понятие «чайлдфри» предложили ввести американские феминистки Ширли Радл и Элен Пек. Они посчитали термин «бездетные» (англ. – childless) обидным, поскольку бездетность воспринимается как неполноценность, невозможность выполнить главное предназначение по медицинским показателям, а «свободные от детей» отказываются от детей по принципиальным соображениям.

Исследуя идеологию «чайлдфри», российские исследователи М.М. Бичарова и О.В.Морозова, находят его европейские корни в студенческих протестах 1968 года, из которых и вышло большинство европейских политиков, включая Меркель, Баррозу, Юнкера и многих других. «Отказавшись от деторождения, представители чайлдфри часто причисляют себя как особой касте, качественно отличающейся от других людей своей исключительностью. Избрав образ жизни без детей, и получая много преимуществ социального плана: возможность карьерного роста, путешествий, саморазвития, чайлдфри претендуют таким образом на некую элитность своего положения по сравнению с другими представителями общества. Бравируя этим, они считают возможным переворачивать идеи о высокой нравственности и необходимости создания семьи и деторождения, заявляя, что рожать детей в современных условиях – преступление. Создание полноценной семьи, по их убеждению, – это пережиток прошлого, мешающий вести образ жизни, наполненный чувственными наслаждениями и удовольствиями, удовлетворяя все свои желания и прихоти», – пишут исследователи. То есть бездетные европейские политики не только не считают свое репродуктивное поведение отклонением от нормы, но причисляют себя к закрытой элитарной группе.

Личные репродуктивные установки политиков действительно можно было бы оставить на их совести, если бы они не влияли на их политическое поведение. Культурологи и психологи подчеркивают, что появление на свет своего ребенка кардинально меняет структуру личности, переворачивает до этого привычные ценностные установки. Став матерью, женщина изменяет свою личность, иногда до неузнаваемости. Став отцом, мужчина пересматривает свои взгляды на весь окружающий мир. Человек с детьми – это новый уровень ответственности и другая ступень гражданского состояния, психологической самоидентификации, связи с семьей, социальной группой и государством. Человек с детьми больше не может быть оторван от окружающего социального контекста, он пускает социальные корни. С психологической точки зрения, если не воспринимать чадородие как чисто биологический процесс, на свет после родов появляется не одна, а сразу несколько личностей: ребенок, мать и отец.

В связи с этим возникает резонный вопрос о государственной безопасности под управлением чайлдфри-политиков. Порог их эмоциональной чувствительности и способности сопереживания может быть настолько низким, что в ключевой момент перед нажатием на кнопку в ядерном чемоданчике их рука не дрогнет. В клуб ядерных держав, напомним, входят и Великобритания, и Франция. Пожалеют и отнесутся ли политики в этих странах по-отцовски к своим и чужим гражданам в критический момент возможного военного противостояния? Для нажатия на красную кнопку без содрогания сердца им хватит холодной целесообразности, как ее хватило Гитлеру для строительства печей Освенцима.

В рассказах ветеранов войны и в десятках литературных произведений отражен один очень важный для нас момент: мысль, которая мелькает в сознании снайпера, увидевшего в прицеле беззащитную жертву. Та же мысль, наверняка, преследует пилота бомбардировщика или капитана боевого корабля перед приказом «Пли!». А что, если этот молодой парень – чей-то сын или возлюбленный жених? Что, если одним нажатием на кнопку бомболюка я прерву жизнь чьей-то матери, а чья-то бабушка больше не возьмет на руки внучку? Таких мыслей лишены будто бы выведенные в пробирке бездетные политики, которым доверено управлять целыми государствами. Они лишены родительского сострадания даже к собственному народу. Что же говорить о других?

На наших глазах осуществляется настоящая революция бездетных, которые из маргинального подполья поднялись до лидеров целых государств и определяют теперь политику в своих странах. В многовековой европейской истории такие политики ставят точку, а не запятую. Согласно исследованиям европейских социологов, четверть европейских женщин, родившихся в 1970-х годах, сознательно остаются бездетными, а их лидеры ничем от них не отличаются. Они – логичный продукт системы, плоть от плоти самоубийственных социальных процессов. Чему же тогда удивляться, если президент Турции Эрдоган призвал турок иметь пятерых детей, а исламские имамы призывают верующих «разводить детей» для того, чтобы покорить Европу. Для этого не понадобятся ни войска, ни террористы-смертники. Это противостояние Европа проиграет демографически, потому что европейские лидеры действуют по логике «после нас хоть потоп», а уж миграционный потоп точно не заставит себя ждать.

Видимо, из суицидальных мотивов европейцы сами же выдавливают из правящих кругов здоровых многодетных политиков. Например, у кандидата от оппозиционного Национального фронта Марин Ле Пен трое детей, у лидера немецкой партии Альтернатива для Германии Фрауке Петри – пятеро, не говоря уже о плодовитых итальянских и греческих политиках, которые отказываются сдавать свои страны под власть Брюсселя. Напротив, отсутствие детей у политика – это демонстративный отказ от борьбы за будущее своего народа.

Бездетные политики, приходящие к власти на короткий электоральный цикл, не мыслят на 50-100 лет вперед. Глупо ожидать от них заботы о европейской цивилизации и грядущих поколениях, если они никогда не держали на руках собственных детей, не ждали появления на свет внуков и правнуков, ни разу не задумывались об их будущем. Они живут лишь здесь и сейчас – и это самое страшное, что могло случиться с политиками такого масштаба. Горизонт их мышления – ближайшее экономическое будущее своих стран, но о каком будущем можно говорить, если государства Евросоюза стареют и исчерпываются демографически?

Для России же происходящее в Европе должно стать хорошим примером, как не нужно строить свою политику. По сути, на западе от наших границ разворачивается самоубийственный социальный эксперимент, за динамикой которого мы можем наблюдать каждый день, делая пометки в научном дневнике. Нам нужно понимать, с кем наши дипломаты и политики имеют дело на международной арене. Это не просто новая генерация европейских управленцев, но специально выведенный и легко управляемый антропологический тип, не связывающий себя ни со своим родом, ни с семьей, ни, в конечном счете, со своей родиной. Еще недавно они обвиняли нас в коммунистическом эксперименте над своим народом, но наш эксперимент закончился, а их – продолжается, и первых искусственно выведенных политиков-однодневок мы видим уже сейчас. Лучший пример – Эммануэль Макрон, который пришел ниоткуда и может исчезнуть к следующим выборам так же незаметно.

На пике своего могущества и процветания в конце XIX века в Германии было в моде знаменитое правило трех «К» – Kinder, Küche, Kirche – дети, кухня, церковь. Будто бы по чьей-то злой воле страну Гете и Бисмарка сейчас возглавляет женщина, которая на личном и государственном уровне отказалась от кухни, церквей и детей. Что ж, для нас это тот случай, когда дурной европейский пример не должен быть заразительным, а крепкий плодовитый брак должен стать нормативом для руководителей самого высокого ранга.

Рождаемость или, как говорили раньше, чадородие – главная стратегическая сфера развития нашего государства, которое будет прирастать новыми поколениями цветущих детей уже в XXI веке. Без нацеленной на плодовитую многодетность стратегии развития, без крепких семей и образцовых многодетных политиков у России нет будущего. Иначе наше место займут другие, у кого с семьей и детьми получается пока лучше, чем у нас.

Если в прошлом веке мы «догоняли и перегоняли» США в экономике и вооружении, то это столетие ставит другую стратегическую задачу – догнать и перегнать в рождаемости Восток, возродить добрые традиции многодетного брака и всячески поддержать большие российские семьи. Первыми на этот путь обязаны вступить ответственные российские политики.

«Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», – говорил Сталин в начале 30-х об индустриализации. Теперь это справедливо для российской демографии. Либо мы сделаем это, либо без войны и террора нас заменят другие народы, как это происходит в бездетной Европе Макрона, Меркель и Юнкера.